Визитная карточка хищницы [= Без пяти минут адвокат ] - Наталья Борохова

– Нет, ваша честь! – Спиридонов лениво прикрыл глаза. Пусть адвокаты побарахтаются немножко. Главное уже сказано. Что здесь еще добавишь?

– Пригласите свидетеля!

Зашли двое: мужчина средних лет и молоденькая женщина. Выйдя на середину зала, они в ожидании уставились на судью. Тот вопросительно поднял брови:

– Это что еще за картина! Парами в суд не ходят. Мы, кажется, Клопова собирались выслушать. А вы, гражданочка, можете подождать в коридоре.

– Извините, но это невозможно, – бойко ответила дама. – Я – переводчик Клопова.

Судья вновь удивился:

– Зачем ему переводчик? Он что, иностранец?

– Нет, ваша честь, – вмешался Грановский. – Клопов – глухой.

– Вот так клюква! – опешил прокурор, сползая вниз.

– Задавайте вопросы свидетелю! – разрешил председательствующий.

– Вы присутствовали при обыске во Дворце культуры в качестве понятого, – через переводчика обратился Грановский к Клопову.

– Да, – за свидетеля ответила дама. – Если он правильно помнит, были обнаружены пистолеты, винтовка и мешочек с патронами.

Прокурор согласно закивал головой. Ну что же, еще не все потеряно!

– Значит, вы видели, откуда сотрудники милиции достали эти предметы?

– Нет, – отрапортовала дама. – Когда нас пригласили, пистолеты и патроны аккуратно были разложены на столе.

– Значит, вы не присутствовали при непосредственном обнаружении оружия и патронов?

– Нет, мы подошли значительно позже.

Пришел черед Грановскому снисходительно взглянуть в сторону прокурора.

– Вспомните, будьте добры! Вас приглашали в прокуратуру для допроса? – продолжил адвокат.

– Конечно.

– Вы подтвердили, что следственное действие было произведено с соблюдением всех правил, установленных законом?

– Не совсем так, – замялся Клопов.

– Что вы имеете в виду?

– Я допрашивался без переводчика. Поэтому что-то я понимал и кивал головой. Что-то не понимал, но тоже кивал… Я попытался было просить следователя пригласить кого-нибудь для перевода, но тот сказал, что в этом нет необходимости, – перевела женщина.

– В высшей степени занимательно, – съязвил Грановский.

– У прокурора будут вопросы к свидетелю?

– Да, ваша честь! Скажите, – Спиридонов ухватился за соломинку, – кроме вас, при обыске был еще один понятой, верно?

– Конечно.

– Ну, слава богу! Придется его вызвать и допросить.

– В этом нет необходимости, – съехидничала дама. – Клопов гордится тем, что понимает почти сорок процентов от услышанного. А на долю его друга, второго понятого, приходится всего лишь пять. Так что Клопов был у него переводчиком.

Конец! Спасительная соломинка прокурора Спиридонова с треском переломилась, не выдержав происходящей нелепицы.

«Вот это да! – восхитилась Елизавета. – При таком грубом несоблюдении закона все результаты этого злосчастного обыска можно признать ничтожными. Доказательства, полученные с нарушением закона, не имеют силы. Это знает и новичок! Другими словами, все найденные вещдоки – пистолеты, патроны и прочее – уплывают с поля зрения суда, будто бы их никогда и не существовало в природе!»

Еще один гол в ворота государственного обвинения!

– Е-мое! Какие сиськи!

Елизавета с трудом сохранила равновесие.

– Нет, ты только погляди, – не унимался конвоир.

Украдкой бросив взгляд на упругие холмики грудей, обтянутые пушистым свитером, девушка удивилась тому, что ее внешний вид вызывает нескромные мысли. Этого еще не хватало! Собравшись дать достойный ответ нахалу, Елизавета уже открыла рот, но мужчина продемонстрировал яркую страницу «Плейбоя».

«Слава богу! Это не обо мне», – она мысленно перекрестилась. Хотя чего кривить душой, она хотела бы прибавить размерчик к своему аккуратному бюсту. Представив, как будет выглядеть ее миниатюрность с сексапильной грудью заморской красавицы, Елизавета едва не рассмеялась вслух.

У конвоира из уголка рта показалась тоненькая ниточка слюны, но он уже витал далеко отсюда. Предаваясь любовным утехам где-то на песчаном берегу лазурного моря, он не заметил бы рядом даже начальника изолятора. Елизавета вежливо кашлянула. Конвоир, свалившись с луны на землю, уставился на девушку.

– Вы извините, – проявила она настойчивость. – У меня мало времени. Проводите меня к Звереву.

– Может, вместе посмотрим картинки? – Глаза мужчины маслено заблестели.

– Как-нибудь в другой раз, – пробормотала Дубровская, отклоняя заманчивое предложение.

– Новый год послезавтра, – информировал ее конвоир, – а ты по изоляторам ходишь. Мужика у тебя нету, что ли!

Стараясь не обращать внимания на оскорбительное поведение сопровождающего, недовольного тем, что его отвлекли от увлекательного занятия, Елизавета думала о своем. Сейчас она поздравит Зверева с Новым годом, отдаст ему положенную горсть конфет. А потом следует подумать о том, как она встретит следующий год своей жизни.

Зверев был заметно оживлен:

– Ты конфеты принесла?

– Конечно! Держи. С праздником тебя!

Иван зашелестел обертками, промычав в ответ нечто невразумительное. Тетрадка, лежавшая с ним рядом, упала на пол и раскрылась.

– Можно посмотреть? – Елизавета заинтересовалась карандашным наброском.

– Э-э, – промычал Зверь.

Это можно было толковать как угодно, но Елизавета восприняла это как согласие. По какой-то ей самой непонятной причине она уже не боялась Зверева. Он представлялся ей этаким больным ребенком, которого надо опекать и за которым нужно присматривать. Было странно, но она, похоже, была единственным человеком, кому судьба этого большого и одновременно беззащитного человека оказалась не безразлична. Дико, но Дубровская чувствовала даже некоторое родство если не душ, то ситуации: оба они не нужны никому в целом мире.

Взяв тетрадку в руки, Лиза была безмерно удивлена. Оказалось, что Зверь неплохо рисует. Карандашные наброски отличались своеобразием исполнения и выдавали определенные художественные способности автора. На одной из страниц был изображен Суворов. Елизавета была поражена, насколько точно передано его обычное выражение лица – высокомерная холодность и некая отстраненность от всего мира. Через страницу она наткнулась на изображение Адольфа Гитлера. Набросок был выполнен с особой тщательностью. Похоже, эта особа была чем-то притягательна для Зверева. Впрочем, это не было сюрпризом. О тяге ее подзащитного к фашистской символике красноречиво свидетельствовала свастика на его плече. В тетрадке были другие рисунки: чьи-то лица, витиеватые символы.